Студиозус Евкакий Дуб
шлёт привет, преисполненный радостию,
своему другу Губошлёпию
Приветствую тебя, аки в старые добрые времена, безвозвратно ушедшия, мой любезный друг. Решил написать тебе пару строк касательно зело импортантных дел, а имянно политических. Но пред хочу тебя спросить, не забыл ли ты, друг мой, что за тобой числится дебт, коий ты обещал возвернуть мне в течении месяца? Сумма невелика, да сказано ведь в провербе, что дело мастера все одно в лес смотрит. Посему, коли не возвернёшь мне долг, то выбью я тебе всё зубы, собака, хотя и дядя твой — декан нашего уважаемого факультета.
Таперича обращусь к делам дюже важным, политическим. Ты, конечно, знаешь, милый друг, что в Новой Антарктиде свершились чрезвычайные евенты, когда два аэрокрафта, то бишь сумалёта, вонзились в два небоскреба в городе Титанпорте? А небоскребы сии суть деловые центры, ну прям памятники инженерной мысли, канешна. Я услышал сию новость, когда пил пиво вместе с ув. Пукиным, ты должон его знать. Мы как раз допили пиво (зело деликатесное, однако) и собирались идти к проституткам, как по радиве передали энту новость, и передумали, хотя и думали поначалу, что это есть неправда. Но потом выяснилося, что новости сии не есть враки и брехня, мы открыли еще по бутылке пива и сели слушать, бо такая тьма людей погибается не каждый день, а вот с проститутками совсем наоборот. Потом мы узнали, что ещё один сумалёт упал директно в здание Квинквариума, главного военного ведомства Н. А., что ситуацировано в Гигантополисе. Тут мы возрадовались еще раз, ибо кто роет яму, тот от меча и погибнет, а в Квинквариуме спрятаны те самые кнопки, прессновением на которые новые атланты запускают ракетные баллисты, а они суть террор и рабство для всего мира. А еще я сказал, что отлились мышке кошкины слёзы, потому что на руках атлантов кровь невинных жертв в трех последних войнах, двух в Азии и одной в Европе, а может и наоборот, ибо в географии я совсем не силен. В общем, в тот день погибла прорва народу, тысячи и тысячи, и большей частью цивильные, а сосчитать их наверное и нельзя будет. А Пукин тогда сказал, что людей, конечно, жалко, но они сами и виноваты. Но я сказал, что не жалко, и они все там выблядки. И мы выпили еще раз, на энтот раз за тех людей, которые могли бы прекратить разумное существование в будущих новоатлантических войнах против прогрессивного человечества (к коему принадлежим и мы), ан вот вам: возмездие уже свершилось! А потом мы все-таки решили пойти к шлюхам, настроение было зело доброе, а по дороге мы встретили Н., компьютерист который. Мы поделились с ним радостию, но забыли вспомнить, что сестра иво на несколько месяцев уехала учиться в Н. А. Посему он разделить нашу веселость не восхотел, гадина такая, а взаместо этого осерчал и сказал нам: “Дураки!” Но мы ответствовали (ибо мы не дураки, конечно): “Сам дурак!” — и хотели его побить, но потом пожалели. А когда мы перестали убегать, то обнаружили скорбное событие, что я потерял деньги. А без денег нам бы никто не дал, ибо девицы все зело жадные и несговорчивые, суки, одним словом.
А потом мы совершили крестный ход в бар, где у Пукина открыт небольшой кредит, и не воспомню уж, что мы там пили, в памяти только то, что блевали мы на пару, и очень обильно. И когда я блевал то мне было очень обидно за это, а на атлантов я чувствовал злость немерянную.
А ещё хочу сказать тебе, что скоро буду обязан получать степень бакалавра юриспруденции, так ты там скажи своему дядю, что следовает. А уж тогда приезжай к нам в гости пить пиво.
Финишируя письмо, заверяю тебя в своей искренней дружбе на века вечныя.
За сим кончаю.
Писано на лекции, тринадцатаго дня септембрия месяца 509 года
2001 г.