— Привет, Чумак! Как поживаешь?
— Привет, привет! — Чумак безо всякого интереса пожал руку Елена, потому что был занят делом чрезвычайной важности: он внимательно разглядывал оголённые почти по всей длине ноги девушки, которая проходила мимо.
— Привет, Елен! — вдруг очнулся Чумак, и небритая щербатая улыбка ярко озарила его лицо. Чумак крепко пожал другу руку, а потом они пошли вместе по главному проспекту города, усеянному красивыми жёлтыми листьями.
Светило ласковое осеннее солнце, дул освежающий осенний ветерок, уличная жизнь текла вяло и неторопливо.
— Хочешь пива? — быстро спросил вдруг Чумак.
— Ты знаешь, Чумак, у меня сейчас проблемы с деньгами, — пожаловался Елен.
— У меня тоже нет денег, — радостно признался Чумак. — Как тебе нравится эта дурочка?
Друзья проследили взглядом за кокеткой в джинсовых шортах и ярко-оранжевой футболке.
— Ничего, — произвёл оценку Елен. — Очень даже ничего.
— Елен, можно я ещё раз пожму твою руку? Вот именно, что ничего, ничего особенного!
Елен хмыкнул. Они двигались дальше.
— Как дела в Министерстве здравоохранения? — поинтересовался Чумак.
— Ничего нового. Министр — полный болван, и, по всей видимости, даже не подозревает этого.
— А как поживает малыш Шерстень?
— Как обычно, наверное, — Елен пожал плечами. — А вот меня сегодня один просиживатель штанов назвал господином Хеленом. С трудом удержался, чтобы не сказать ему какую-нибудь грубость…
— Да, это ты умеешь, — подтвердил Чумак.
— Как мне всё это надоело. Как только невежды не коверкают мою фамилию! Чаще всего я слышу какое-нибудь женское имя: Эллен или Хелен. Но я не согласен даже на господина Илена с правильным ударением! — гневно закончил он.
Чумак ненадолго задумался.
— А ведь по новым грамматическим правилам твою фамилию действительно нужно читать как «Илен»…
— Срать я хотел на все правила! — вспылил Елен. — И на тех, кто зарабатывает большие деньги, выдумывая все эти дурацкие правила!
— Давай-ка присядем, — предложил Чумак. Они сели на скамейку, на одном конце которой два безобидных старичка азартно играли в шахматы. Елен аккуратно поставил между ног свой новенький кейс красного цвета (в кейсе находилось пять номеров толстенного журнала «Гинекологический вестник»).
— Не хочешь сейчас зайти к Шерстню, если он так тебя интересует? — прищурился от солнечного света Елен.
* * *
Шерстень в одних трусах стоял в ванной комнате и задумчиво водил мягко гудящей электрической бритвой по скулам и подбородку, через одно плечо у него было перекинуто влажное полотенце. Потом он оросил лицо одеколоном, причесался и прошёл на кухню. Там он выпил полстакана молока, с сомнениями поглядывая на настенный календарь. «Пятница», — думал Шерстень.
* * *
— Сегодня какой день недели? — спросил почему-то Чумак и, прежде чем Елен успел открыть рот, сам себе ответил:
— Пятница. День Венеры.
— Ну, и что?
— Скорее всего, сейчас наш тихий, скромный Шерстень спешит на свидание к Фрой.
* * *
Шерстень провёл несколько раз пилочкой по ногтям, остался доволен результатом. Присев перед шкафом, он выбрал носки, потом, поднявшись, — свежую сорочку. Одевшись, он ещё раз зашёл в ванную, чтобы напоследок почистить зубы.
— Ты скоро вернёшься? — спросила его мама, мадам Шерстнева, когда он открыл дверь.
— Не знаю, — обернулся Шерстень.
Спускаясь по лестнице, он просунул руки в рукава лёгкой курточки и вышел на улицу.
* * *
— К Фрой? Откуда тебе это известно? Вот уж никогда бы не подумал!
Чумак грустно покачал головой.
— Даже не знаю, можно ли тебе это рассказывать, Елен… Я узнал это от Лес Фрой.
— Современные девушки совсем потеряли чувство стыда, — возмутился Елен. — Делиться интимными сторонами своей жизни с каждым встречным, пусть даже это будешь ты, Чумак!
* * *
Шерстень вышел из лифта и позвонил в дверь. Она почти сразу же отворилась, и перед ним предстала та, ради которой он пришёл сюда.
— Я тебя ждала, мой мальчик! — она обняла его за шею и поцеловала снизу в подбородок.
Он почувствовал тонкий аромат духов, улыбнулся. Фрой ласково потрепала его по щеке.
— Привет, Вэл.
* * *
Чумак помрачнел.
— Я не говорил тебе, что Лес Фрой рассказала мне о своём романе!
— Не понимаю, — Елен почесал в затылке. — Как это может быть?
— Шерстень встречается с её матерью, Валерией Фрой…
— С мадам Фрой?! Она же в два раза старше его!
— Нет, не в два, а немного меньше. Ей ещё нет сорока.
— Но всё равно, это же немыслимо, — кипятился Елен. — Ты хочешь сказать, что мой друг Шерстень спит с пожилой женщиной, которая ему в матери годится?!
Елен сказал это довольно громко, и его услышали шахматисты.
— Ты слышал? — спросил один старичок.
— Что?
— Его друг Шерстень спит с какой-то старой каргой, вот что!
— Ах, молодёжь, молодёжь! Уже ничего святого не осталось… Вот в наше время… — неодобрительно покачал головой второй старичок и объявил мат в два хода.
Чумак придвинулся к уху Елена и, осклабившись, зашептал, брызгая слюной:
— Да, они спят вместе. Родители Лес давно разошлись, поэтому ничего предосудительного в этой связи вообще-то нет…
— Я бы назвал это изнасилованием несовершеннолетних юнцов. Шерстень ещё сопливый молокосос!
— Но Шерстень никому не изменяет. Вот ты, например, встречаешься с Машей, Хорт давно женился, а у Шерстня никого нет, он один. И тем более, его отношения с Валерией Фрой не зациклены на одной постели!
* * *
— Ты хочешь есть, мой друг Горацио? — спросила Вэл. Они всё ещё стояли в полутёмном коридоре. — Я приготовила для тебя пельмени, совсем крошечные, как ты любишь.
— С большим удовольствием, — заверил Шерстень, проходя в главную комнату. — Пища, приготовленная твоими руками, достойна желудков олимпийских богов!
— Маленький врунишка, — шутливо обругала его она, хотя было видно, что ей приятно слушать слова Шерстня. — Открой вино, пожалуйста.
Понятно, что когда Шерстень насыщался, Вэл внимательно, с улыбкой наблюдала за ним.
— Тебе понравилось?
— Ещё бы! — Шерстень вытер салфеткой губы и разлил вино в два бокала.
— Честное слово, Горацио, если бы не ты, я умерла бы со скуки! А как твои дела на работе?
— Всё как обычно, ничего интересного.
Они сели на длинный узкий диванчик с бокалами в руках и продолжали разговаривать, изредка потягивая пурпурное вино. Шерстень поделился своими опасениями относительно нарастающего экономического падения страны, а Фрой рассказала забавные подробности последнего заседания муниципалитета (кто от кого забеременел и тому подобное). Шерстень тяжело вздохнул. Вэл встрепенулась.
— Ради бога, Горацио, не надо больше упоминать ни политики, ни экономики, — она отставила пустые бокалы на стол. — Дай я сяду тебе на колени.
Обняв его двумя руками за шею, она прижалась лбом к его прохладной щеке, закрыла глаза и замерла. Шерстень вдыхал запах её волос, слушал биение её сердца и тоже молчал.
— Ты приносишь мне поразительное успокоение, — опять заговорила Фрой. — Сегодня утром я опять поругалась с Лес, потом весь день был ни к чёрту. Пока не появился ты… Горацио, не хочешь прийти к нам завтра вечером? Я и моя строптивая дочурка хотим устроить праздничный ужин. Ты будешь третьим…
— Нет, спасибо, Вэл, но я…
— Очень жаль, Горацио… Ты, наверное, боишься Лес… Скажи мне честно, я тебе нравлюсь?
— Ты красивая, — серьёзно ответил он.
— Я старая, — горько усмехнулась Фрой. — А ты совсем мальчик.
— Ты красивая, — повторил Шерстень.
Она счастливо засмеялась, отыскала губы Шерстня и обожгла их поцелуем пылающей страсти.
— Я старая.
— Ты красивая.
Новый поцелуй. Рука Шерстня прошла по её бедру вверх и остановилась у груди.
— Погоди, — сказала Фрой. — Я причешусь и сниму это дурацкое платье.
* * *
— Они не только спят вместе, но и много говорят, ходят в рестораны, кинотеатры.
— И кто платит? — глухим голосом спросил Елен.
Чумак вздохнул.
— Ты же знаешь финансовое состояние Шерстня… Расплачивается всегда Валерия.
— Кто бы мог подумать, мой лучший друг Шерстень — альфонс, жиголо, той-бой! — Елен начал мысленно рвать на голове волосы. — И давно он этим занимается?
— Лес рассказывала, что с её матерью он гуляет уже полгода. Конечно, они не сразу полезли друг другу в объятия…
— А до этого?
Чумак почесал подбородок.
— А до этого — опять же это сведения от Лес — Шерстень недолго встречался с некой Коснитской, а ещё раньше — с Евгенией Карпентер.
— Евгению я знаю — ей тридцать шесть. Вот ужас!
— И именно Карпентер приобщила его к этому занятию. И она же лишила беднягу Шерстня невинности, подробностей, конечно же, я не знаю, а если бы и знал, то не стал бы сплетничать.
* * *
Растрёпанная голова Шерстня лежала на груди Валерии, а правой рукой он медленно поглаживал её живот и бедро. Вэл с милой улыбкой похлопала его по спине.
— Перевернись-ка, — попросила она; он послушно, словно прилежный ученик, подчинился. — Если засну — не буди меня.
— Хорошо, — он крепко обнял её руками. — Только не раздави меня.
— Тебе удобно? Тебе приятно?
— У тебя такая нежная грудь, Вэл. Не проказничай!
* * *
— Нет, Чумак, я не могу сказать, что Валерия Фрой уродина, она очень даже симпатичная, но разница в двадцать лет!
— Пятнадцать.
— Она делает ему подарки?
— Хм. В общем-то, да. Она покупает ему бельё, рубашки.
— И как на это смотрит мама Шерстня, достопочтенная мадам Шерстнева, когда её сын возвращается откуда-то в неизвестно чьих трусах?
— Откуда я знаю, Елен?! Чего ты так всполошился?
* * *
Шерстень принимал душ, горячие струйки воды стекали по его телу.
— Тебе помыть спину? — предложила свои услуги Фрой. — Только присядь, а то я не достану.
— Да, пожалуйста.
— А голову?
Шерстень кивнул.
— Я купила тебе в подарок новые трусы и майку, — известила она. — Надеюсь, тебе понравится.
— Спасибо, — сказал Шерстень. Он и так уже знал, что понравится — у Вэл был очень хороший вкус.
* * *
— А деньги, Чумак! Платят ли эти женщины, находящиеся на закате своих лучших лет, нашему Шерстню деньги?
Чумак опять улыбнулся и пожал плечами.
— Не знаю.
* * *
— До свидания, Горацио Шерстень, — Фрой, как и при встрече, поцеловала его в подбородок. — Я очень рада, что ты заскочил ко мне.
— Я тоже, Вэл, — он улыбался.
— Если бы ты был хорош в постели, то был бы моим любовником. А так ты просто мой друг, — она пригладила его волосы. — Мой маленький, умный, молчаливый друг, который умеет общаться с одинокой женщиной и имеет терпение выслушивать её бесконечные пустые монологи. Мисс Карпентер, кстати, передавала тебе привет. Спрашивала меня, не надоел ли ты мне.
Шерстень молчал.
* * *
— Нет, это немыслимо, Чумак! Меня просто всего передёргивает отвращение! Я теперь и здороваться с Шерстнем перестану! — ворчал Елен.
— Ты слишком драматизируешь ситуацию, — успокаивал его Чумак.
— А Строков знает?
— По-моему, нет.
— А Шерстень знает, что мы знаем?
— Скорее всего, нет.
— Так! — решил Елен. — Как только увижу Шерстня, подойду к нему и гордо плюну в его бесстыжее лицо. А потом скажу всё, что думаю о нём, как человеке, как личности и как друге.
— Не пойму, почему ты так яришься, Елен. Завидуешь ему, что ли?
От возмущения Елен потерял дар речи.
— Скажешь тоже, — саркастически усмехнулся он, когда дар речи был восстановлен. — Было бы чему завидовать.
По проспекту шёл задумавшийся Шерстень. Его взгляд был уткнут в тротуар, и он не заметил друзей, развалившихся на скамейке у журчащего фонтана.
— Шерстень! — окликнул его Чумак и быстро шепнул Елену: «Не забудь плюнуть».
Шерстень с огромной радостью приветствовал Чумака и Елена.
— Шерстень, дай мне торжественно пожать твою руку, — попросил Чумак.
— Откуда идёшь? — проскрипел Елен.
— И куда? — добавил Чумак.
— Из одного места. Домой, — ответил Шерстень. — Хотите, угощу вас пивом?
— У тебя появились деньги? — Елен почесал переносицу.
— На пиво хватит, — успокаивающе улыбнулся Шерстень. — А себе я куплю «колы».
— Мне две бутылки, — попросил Елен. — И Чумаку, пожалуй, тоже. Не понимаю, как ты можешь не любить пиво.
— Хорошо, — сказал Шерстень. — Ну что, идём?
31.03.1999